Мать Педро Зуриты - Долорес - была полная, сытая старуха с крючковатым носом и выдающимся подбородком.
      Густые усы придавали ее лицу странный и непривлекательный вид. Это редкое для женщины украшение и закрепило за ней в округе кличку Усатая Долорес.
      Когда ее сын явился к ней с молодой женой, старуха бесцеремонно осмотрела Гуттиэре. Долорес прежде всего искала в людях недостатки. Красота Гуттиэре поразила старуху, хотя она ничем не выдала этого. Но такова уж была Усатая Долорес: поразмыслив у себя на кухне, она решила, что красота Гуттиэре - недостаток.
      Оставшись вдвоем с сыном, старуха неодобрительно покачала головой и сказала:
      - Хороша! Даже слишком хороша! - И, вздохнув, прибавила:
      - Наживешь ты хлопот с такой красавицей... Да. Лучше бы ты женился на испанке. Подумав еще, она продолжала:
      - И горда. А руки мягкие, нежные, белоручка будет.
      - Обломаем, - ответил Педро и углубился в хозяйственные счеты. Долорес зевнула и, чтобы не мешать сыну, вышла в сад подышать вечерней прохладой. Она любила помечтать при луне.
      Мимозы наполняли сад приятным ароматом.
      Белые лилии сверкали при лунном свете. Едва заметно шевелились листья лавров и фикусов.
      Долорес уселась на скамью среди мирт и предалась своим мечтам: вот она прикупит соседний участок, разведет тонкорунных овец, выстроит новые сараи.
      - О, чтоб вас! - сердито крикнула старуха, ударяя себя по щеке. - Эти москиты и посидеть спокойно не дадут человеку.
      Незаметно облака затянули небо, и весь сад погрузился в полумрак. На горизонте резче выступила светло-голубая полоса - отражение огней города Параны.
      И вдруг над низким каменным забором она увидела человеческую голову. Кто-то поднял руки, скованные кандалами, и осторожно перепрыгнул через стену.
      Старуха испугалась. "В сад забрался каторжник", - решила она. Она хотела крикнуть, но не могла, пыталась подняться и бежать, но ноги ее подкашивались. Сидя на скамейке, следила она за неизвестным.
      А человек в кандалах, осторожно пробираясь между кустами, приближался к дому, заглядывая в окна.
      И вдруг - или она ослышалась - каторжник тихо позвал:
      - Гуттиэре!
      "Так вот она, красота-то! Вот с кем знакомство водит! Чего доброго, эта красавица убьет меня с сыном, ограбит гасиенду и сбежит с каторжником", - думала Долорес.
      Старуху вдруг охватило чувство глубокой ненависти к снохе и горького злорадства. Это придало ей силы. Она вскочила и побежала в дом.
      - Скорей! - шепотом сказала Долорес сыну. - В сад забрался каторжник. Он звал Гуттиэре.
      Педро выбежал с такой поспешностью, как будто дом был объят пламенем, схватил лопату, лежавшую на дорожке, и побежал вокруг дома.
      У стены стоял неизвестный в грязном, измятом костюме, со скованными руками и смотрел в окно.
      - Проклятие!.. - пробормотал Зурита и опустил лопату на голову юноши.
      Без единого звука юноша упал на землю.
      - Готов... - тихо сказал Зурита.
      - Готов, - подтвердила следовавшая за ним Долорес таким тоном, как будто ее сын раздавил ядовитого скорпиона. Зурита вопросительно посмотрел на мать:
      - Куда его?
      - В пруд, - указала старуха. - Пруд глубокий.
      - Всплывет.
      - Камень привяжем. Я сейчас...
      Долорес побежала домой и торопливо начала искать мешок, в который можно было бы положить труп убитого. Но еще утром все мешки она отправила с пшеницей на мельницу. Тогда она достала наволочку и длинную бечевку.
      - Мешков нет, - сказала она сыну. - Вот, в наволочку положи камней и привяжи бечевкой к кандалам...
      Зурита кивнул головой, взвалил труп на плечи и поволок его в конец сада, к небольшому пруду.
      - Не запачкайся, - шепотом говорила Долорес, ковыляя за сыном с наволочкой и бечевкой.
      - Смоешь, - ответил Педро, свешивая, однако, голову юноши ниже, чтобы кровь стекала на землю.
      У пруда Зурита быстро набил наволочку камнями, крепко привязал ее к рукам юноши и бросил тело в пруд.
      - Теперь надо переодеться. - Педро посмотрел на небо. - Дождь собирается. Он смоет к утру следы крови на земле.
      - В пруду.., вода не станет розовой от крови? - спросила Усатая Долорес.
      - Не станет. Пруд проточный... О-о, проклятие! - прохрипел Зурита, направляясь к дому, и погрозил кулаком одному из окон.
      - Вот она, красота-то! - хныкала старуха, следуя за сыном.
      Гуттиэре отвели комнату в мезонине. Она не могла уснуть в эту ночь. Было душно, одолевали москиты. Невеселые мысли приходили в голову Гуттиэре. Она не могла забыть Ихтиандра, его смерти. Мужа она не любила, свекровь вызывала отвращение. И с этой усатой старухой Гуттиэре предстояло жить...
      В эту ночь Гуттиэре почудился голос Ихтиандра. Он звал ее по имени. Какой-то шум, чьи-то приглушенные голоса доносились из сада. Гуттиэре решила, что ей так и не удастся уснуть в эту ночь. Она вышла в сад. Солнце еще не всходило. Сад был погружен в сумерки утренней зари. Тучи угнало. На траве и деревьях сверкала обильная роса. В легком халате, босиком Гуттиэре шла по траве. Вдруг она остановилась и внимательно стала разглядывать землю. На дорожке, против ее окна, песок был запятнан кровью. Тут же валялась окровавленная лопата.
      Ночью здесь произошло какое-то преступление. Иначе откуда могли появиться эти следы крови?
      Гуттиэре невольно пошла по следам, и они привели ее к пруду.
      "Не в этом ли пруду скрыты последние следы преступления?" - подумала она, со страхом вглядываясь в зеленоватую поверхность.
      Из-под зеленоватой воды пруда на нее смотрело лицо Ихтиандра. Кожа на его виске была рассечена. На лице отражалось страдание и в то же время радость.
      Гуттиэре смотрела не отрываясь на лицо утонувшего Ихтиандра. Неужели она сошла с ума?
      Гуттиэре хотела бежать прочь. Но она не могла уйти, не могла оторвать от него глаз.
      А лицо Ихтиандра медленно поднималось из воды. Оно уже показалось над поверхностью, всколыхнув тихие воды. Ихтиандр протянул к Гуттиэре скованные руки и с бледной улыбкой сказал, впервые обращаясь к ней на "ты":
      - Гуттиэре! Дорогая моя! Наконец-то, Гуттиэре, я... - Но он не договорил.
      Гуттиэре схватилась за голову и в испуге закричала:
      - Сгинь! Пропади, несчастный призрак! Ведь я знаю, что ты мертв. Зачем ты являешься ко мне?
      - Нет, нет, Гуттиэре, я не мертв, - поспешно ответил призрак, - я не утонул. Прости меня.., я скрыл от тебя... Я не знаю, зачем я это сделал... Не уходи, выслушай меня. Я живой - вот, прикоснись к моим рукам...
      Он протягивал к ней скованные руки. Гуттиэре продолжала смотреть на него.
      - Не бойся, я ведь живой... Я могу жить под водой. Я не такой, как все люди. Я один могу жить под водой. Я не утонул тогда, бросившись в море. Я бросился потому, что мне было тяжело дышать на воздухе.
      Ихтиандр пошатнулся и продолжал так же поспешно и бессвязно:
      - Я искал тебя, Гуттиэре. Сегодня ночью твой муж ударил меня по голове, когда я подошел к твоему окну, и бросил меня в пруд. В воде я пришел в себя. Мне удалось снять мешок с камнями, но этого, - Ихтиандр указал на наручники, - я не мог снять...
      Гуттиэре начала верить, что перед ней не призрак, а живой человек.
      - Но почему у вас скованы руки? - спросила она.
      - Я потом расскажу тебе об этом... Бежим со мной, Гуттиэре. Мы укроемся у моего отца, там нас никто не найдет... И мы будем жить с тобою... Ну, возьми же мои руки, Гуттиэре. Ольсен сказал? что меня называют морским дьяволом, но ведь я человек. Почему же ты боишься меня?
      Ихтиандр вышел из пруда весь в тине. Он в изнеможении опустился на траву.
      Гуттиэре наклонилась над ним и, наконец, взяла его за руку.
      - Бедный мой мальчик, - сказала она.
      - Какая приятная встреча! - вдруг послышался насмешливый голос, Они оглянулись и увидели стоявшего неподалеку Зуриту. Зурита, так же как и Гуттиэре, не спал эту ночь. Он вышел в сад на крик Гуттиэре и слышал весь разговор. Когда Педро узнал, что перед ним "морской дьявол", за которым он так долго и безуспешно охотился, он обрадовался и сразу же решил отвезти Ихтиандра на "Медузу". Но, обдумав, он решил поступить иначе.
      - Вам не удастся, Ихтиандр, увезти Гуттиэре к доктору Сальватору, потому что Гуттиэре - моя жена. Едва ли вы сами вернетесь к вашему отцу. Вас ждет полиция.
      - Но я ни в чем не виновен! - воскликнул юноша.
      - Без вины полиция не награждает людей такими браслетами. И если уже вы попались в мои руки, мой долг - передать вас полиции.
      - Неужели вы сделаете это? - с негодованием спросила мужа Гуттиэре.
      - Я обязан это сделать, - ответил Педро, пожимая плечами.
      - Хорош бы он был, - вдруг вмешалась в разговор появившаяся Долорес, - если бы отпустил на все четыре стороны каторжника! За что? Не за то ли, что этот кандальник подглядывает под чужими окнами и собирается похищать чужих жен?
      Гуттиэре подошла к мужу, взяла его за руки и ласково сказала:
      - Отпустите его. Прошу вас. Я ни в чем не виновата перед вами...
      Долорес, испугавшись, как бы ее сын не уступил жене, замахала руками и закричала:
      - Не слушай ее, Педро!
      - Перед просьбой женщины я бессилен, - любезно сказал Зурита. - Я согласен.
      - Не успел жениться, как попал под башмак жены, - ворчала старуха.
      - Подожди, мать. Мы распилим ваши кандалы, молодой человек, переоденем вас в более приличный костюм и доставим на "Медузу". В Рио-де-Ла-Плата вы можете спрыгнуть с борта и плыть куда вам заблагорассудится. Но я отпущу вас с одним условием: вы должны забыть Гуттиэре. А тебя, Гуттиэре, я возьму с собой. Так будет безопаснее.
      - Вы лучше, чем я думала о вас, - искренне сказала Гуттиэре.
      Зурита самодовольно покрутил усы и поклонился жене.
      Долорес хорошо знала своего сына, - она быстро догадалась, что он замышляет какую-то хитрость. Но, чтобы поддержать его игру, она для вида раздраженно проворчала:
      - Очаровала! Сиди теперь под башмаком!